Три часа между рейсами [сборник рассказов] - Фрэнсис Фицджеральд

Лица сидящих за Большим столом дружно повернулись в его сторону. В первый момент у всех возникло естественное предположение, что это какой-то знаменитый актер. Но это предположение тотчас отпало, — судя по всему, это был один из множества аляповато разряженных статистов, заполонивших обеденный зал.

Кто-то из боссов за столом промолвил:

— Это место занято.

Однако «казак» уже выдвинул кресло и преспокойно усаживался.

— Где-то же надо поесть, — ухмыльнувшись, пояснил он.

Ропот возмущения пронесся по ближайшим столам. Пэт Хобби наблюдал за происходящим, изумленно разинув рот. Это было неслыханное кощунство — все равно что пририсовать Дональда Дака к застолью апостолов в «Тайной вечере».

— Взгляните на это! — призвал он Хелен. — Страшно подумать, что они сейчас с ним сделают!

После первого шока за Большим столом раньше всех оправился Нед Хэрман, глава технического отдела.

— Этот стол забронирован, — сказал он.

Статист поднял взгляд от меню:

— Мне сказали где-нибудь сесть, вот я и сел.

Он взмахом позвал официантку — та стояла в растерянности, пытаясь угадать по лицам боссов, как ей следует действовать в этой ситуации.

— Статисты не едят за этим столом, — подал голос Макс Лим, все еще вежливо. — Это стол для…

— Но я хочу есть! — упрямо заявил «казак». — Я провел на ногах шесть часов подряд, пока они снимали свою дерьмовую киношку, и теперь мне нужно подкрепиться.

Тишина в зале стремительно разрасталась — фразы одна за другой обрывались и повисали в воздухе на все большем и большем удалении от центра событий.

Статист утомленно покачал головой.

— Не знаю, кто придумал сюжет, — сказал он (Макс Лим резко подался вперед в своем кресле), — но это самая пошлая дребедень из всех голливудских картин, какие я видел.

Пэт за своим столиком думал, закипая от возмущения: «Почему они ничего не предпримут? Давно пора схватить его за шкирку и вышвырнуть отсюда вон. А если у самих кишка тонка, они могут вызвать охрану».

— Кто этот человек? — наивно спросила Хелен Эрл, проследив за его взглядом. — Кто-то, кого я должна узнать?

Пэт не ответил, прислушиваясь к Максу Лиму, который теперь уже гневно повысил голос:

— А ну-ка, вставай и проваливай отсюда, приятель, да поживее!

«Казак» мгновенно посуровел.

— А кто ты такой, чтобы мне приказывать? — спросил он.

— Сейчас узнаешь… — пообещал Макс и обратился к коллегам за столом: — Где Кушман — или кто там еще отвечает за массовку?

— Только попробуй меня тронуть! — с угрозой произнес «казак» и наполовину вытянул саблю из ножен, так что эфес показался над краем стола. — Только попробуй, и я тебе уши отрублю. Я свои права знаю.

Дюжина людей за Большим столом, стоившая тысячу долларов в час, застыла в глубокой прострации. У дальней двери один из студийных полисменов почуял неладное и стал проталкиваться через толпу к центру зала. И наконец Большой Джек Уилсон, еще один режиссер, поднялся с места и начал обходить стол, приближаясь к «казаку».

Но все они опоздали, ибо терпение Пэта Хобби лопнуло раньше. В праведном гневе он вскочил на ноги, схватил с ближайшего сервировочного столика увесистый поднос, в два прыжка преодолел расстояние до статиста и с размаху опустил поднос на его голову, вложив в этот удар все силы, какие у него еще остались на пятидесятом году жизни. «Казак» в тот момент как раз поднимался, чтобы встретить грозно надвигавшегося Уилсона, и неожиданный удар пришелся ему сбоку по лицу, от виска до подбородка. Тотчас показалась кровь, струйками размывая густо наложенный грим, и статист боком рухнул на пол между креслами.

Пэт — тяжело отдуваясь, с подносом в руке — стоял над поверженным.

— Крыса поганая! — крикнул он. — Да как ты смеешь…

Подоспел полисмен, обойдя стороной Пэта Хобби; с другой стороны его обошел Уилсон, а затем к месту действия ринулась пара объятых ужасом мужчин от столика неподалеку.

— Это был розыгрыш! — крикнул один из них. — Это же Уолтер Херрик, писатель. Он автор сценария той самой картины.

— Боже правый! — ахнул кто-то.

— Он хотел подшутить над Максом Лимом. Это был просто розыгрыш, говорю вам!

— Оттащите его от стола… Вызовите врача… Эй, осторожнее!..

За дело взялась Хелен Эрл, поспешившая на помощь к раненому; Уолтера Херрика переместили на освобожденное пространство между столиками; периодически раздавались крики: «Кто это сделал? Кто его так звезданул?»

Пэт разжал пальцы, избавляясь от подноса, и тот упал на сиденье кресла — почти беззвучно, никем в суматохе не замеченный. Он остался стоять, где стоял, наблюдая за тем, как Хелен Эрл сноровисто накладывает на рану импровизированный тампон из чистых салфеток.

— Как вы могли такое допустить?! — раздался рядом чей-то негодующий голос.

Пэт поймал взгляд Макса Лима, но тот сразу же отвернулся, и Пэт почувствовал себя преданным и брошенным на произвол судьбы. В той критической ситуации (не важно, действительной или наигранной) он единственный поступил как мужчина, покуда все эти надутые индюки беспомощно терпели унижения и оскорбления. И вот теперь на него должна обрушиться тяжелая длань закона — ведь Уолтер Херрик был влиятелен и знаменит, он зарабатывал три тысячи в неделю, а бродвейские постановки его пьес имели оглушительный успех. Ну кто же мог знать, что это всего лишь розыгрыш?

Наконец прибыл и врач. Пэт видел, как он что-то сказал женщине-метрдотелю, пронзительный голос которой секунду спустя погнал официанток в направлении кухни, как гонит опавшие листья мощный порыв ветра:

— КИПЯТКУ СЮДА — И ПОБОЛЬШЕ!

Слова эти как будто явились из другой реальности и ужасающей болью пронзили истерзанную душу Пэта Хобби. И хотя он теперь своими глазами видел, что происходит потом, у этой фразы уже не было шансов украсить собою сюжет.

Соавтор гения[96]

I

— Я пошел на риск, пригласив тебя, — сказал Джек Бернерс, — но тут наметилась одна работенка, которую ты, может быть, осилишь.

Пэт Хобби не почувствовал себя обиженным — ни как человек, ни как профессионал, — однако счел нужным выразить формальный протест:

— Я пятнадцать лет в этом бизнесе, Джек. У меня на счету больше фильмов, чем у дворняги — блох.

— Согласен, я мог бы выразиться поудачнее, — сказал Джек. — Ты действительно умел делать дела, но это было очень давно. О деньгах: мы будем платить тебе столько же, сколько ты получал на подработке в прошлом месяце, — триста пятьдесят в неделю. Теперь о литературе. Тебе знакомо такое имя: Рене Уилкокс?

Имя было Пэту незнакомо. В последний раз он открывал книгу лет десять назад.

— У нее недурное чувство стиля, — брякнул он наудачу.

— Это мужчина, английский драматург. Приехал в Лос-Анджелес для поправки здоровья. Ну так вот: у нас уже около года болтается в подвешенном состоянии фильм о русском балете — отвергли три сценария, один другого хуже. И на прошлой неделе мы подписали контракт с Рене Уилкоксом — он вроде как подходящий автор для таких вещей.

Пэт раскинул мозгами:

— Ты хочешь сказать, что он…

— Ничего я об этом не знаю и знать не хочу, — резко прервал его Бернерс. — Есть возможность заполучить на главную роль Веру Зорину,[97] но мы должны торопиться — так что будем сразу делать постановочный сценарий, минуя предварительные этапы. Уилкокс не имеет опыта в этой области, поэтому ты и нужен. Когда-то ты неплохо делал раскадровку…

— Что значит «когда-то»?

— …и, надеюсь, еще не разучился. — Джек выдал авансом ободряющую улыбку. — Подыщи себе кабинет и познакомься с Рене Уилкоксом.

Пэт направился было к двери, но Джек его вернул, чтобы вложить в руку купюру:

— Для начала купи себе новую шляпу. Помнится, ты пользовался успехом у молоденьких стенографисток. Рановато терять форму в сорок девять лет.

В холле сценарного корпуса Пэт справился по указателю и через пару минут постучал в дверь под номером 216. Ответа не последовало, после чего он вошел незваным и обнаружил в помещении худосочного блондина лет двадцати пяти, меланхолически взирающего на пейзаж за окном.

— Привет, Рене! — сказал Пэт. — Мы будем работать вместе.

Рене Уилкокс косо взглянул в его сторону и как будто не вполне осознал сам факт существования Пэта Хобби, что не помешало последнему продолжить свойским тоном:

— Как я понял, нам надо причесать и привести в божеский вид один весьма растрепанный сюжетец. Раньше случалось работать в соавторстве?

— Я впервые буду писать для кино.

Это обстоятельство повышало шансы Пэта на упоминание в титрах — в чем он сейчас крайне нуждался,[98] — но в то же время предполагало, что ему придется лично приложить кое-какие усилия. От одной лишь мысли об этом у него пересохло во рту.